Horania is Rhombus

Дневник Касима аль-Артуна. Часть пятая. Хоранская метафизика

Ремесленники хоронятся вместе с зазубренным клинком из кости, который они всегда носят с собой и привязывают к деревянному древку во время охоты на зверя. Этот инструмент считается сугубо ремесленническим и служит им исключительно для охоты и резки. С его помощью мужчины добывают еду для селения, пронзая наповал дикую живность ловким броском, а также это приспособление они используют в качестве удочки, прикручивая к острому концу древка почти прозрачную, многократно скатанную жилу, покрытую тонким ледяным слоем на своем конце, который выполняет роль крючка. Хоранцы ловят рыбу без наживки, мастерски вытаскивая ее на берег, подцепив крючком(иногда они насаживают небольшой кусок наживки). У всех войнов хоранцев есть ледяной кинжал, напоминающий необработанный и сколотый острый камень. Это очень интимный предмет, который каждый хоранец хранит внутри своего жилища, не показывая никому из сторонних людей. Кинжал является подобием зрачка для каждого хоранца, который напоминает им об остроте войны, как важного жгучего смертельного момента в их жизни, на который они всегда должны направлять свой колкий, мужественный взор. Он служит им напоминанием о том, что их дом — это война, и у себя в жилище они должны думать лишь о битвах, нанося кровавые воспоминания на свое тело, во время когда их жена уходит в Священную чащу для молитвенного уединения со мраком и зимними силами. Каждую метелистую ночь женщины уходят в Священную темную чащу. В спокойную же ночь они остаются дома, ведь все хоранские ритуалы происходят в зимние ночи в разгул непогоды, а то есть в период буйства сильного ветра со снегом. Женщины проводят в лесу молчаливые часы, стоя у древесного стланика, под которым их похоронят, и думая о своей смерти. Эти стланики никак ими не помечаются. Каждая женщина чувствует сердцем свое дерево и похоронная процессия, несущая мертвую хоранку, также знает под каким именно деревом ее хоронить. Хоранцы считают, что их сердцу это подсказывает вьюга, дыхание зимы, которое запомнает почтенные шествия каждого хоранца к местам своего грядушего окончательного погребения и указывает процессии с покойником могилу, которую хоранец или хоранка навещали в период своей жизни. Плотным куском льда с рукояткой и острым концом, а то есть ледяным кинжалом, мужчины в уединении наносят себе увечья в виде линий таким образом, чтобы прежннее рассечение на коже, шрам или рана, полученная ими в бою, образовала собою законченный ромб. Эту рану они наносят на свое первое повреждение от клинка противника и больше к своему телу этим кинжалом они не прикасаются. Перед нанесением знаменосного ромба на кожу хоранец надевает на себя шкуру медведя, в которой он ходит вовне жилища и которую он стелит по приходу в центр дома. Он выходит вовне, к зиме, и набирает около ближайшего леса в две ладони свеженаметенный пургой снег, а затем заносит его внутрь дома, рассыпав его горкой рядом с будущей ямой в центре. Затем он выкапывает в середине жилища небольшую яму. Хоранец делает надрезы, образующие собою ромб, над этой ямой, проливая в нее свою черную кровь. Он наносит небольшое количество свежего снега на раны, закрывая кровь и порезы этим снегом, чтобы мороз заставил этот снег окаменеть, залечив плоть, но оставив на ней навсегда заметные отметины. Затем хоранец опускает в яму ледяной кинжал, похожий на сколотый камень. Острие кинжала направлено строго в острие крыши хоранского ромбовидного жилища. Затем мужчина закапывает яму оставшимся свежим снегом, оставляя острие кинжала слегка открытым, подобно тому как оголена от снега черная вершина Возвышенности Незамерзающих. На это острие вешается и черное кольцо главы клана при уходе на войну. Слегка выпирающее острие накрывается медвежьей шкурой. Теперь во время светлого отдыха воин будет лежать и чувствовать как острие болью напоминает ему о войне, выгоняя неудобством из дома к сражениям. Ледяной кинжал хоранцы носят с собой в закрытом от чужих глаз виде, втыкая его в снег перед отдыхом острием вверх, засыпав снегом до колющей вершины. Им же хоранцы бреют голову, когда собираются на войну. Хоранцы считают, что последнюю смертельную рану враг нанесет именно в середину ромба, образованного из первой раны и трех клиновых насечек на коже, которые, как считается, вырисовывают собою именно тот клин, к которому хоранец и принадлежит. В свою последнюю ночь на земле, когда хоранец лежит на шкуре медведя, погружаясь в свою смерть, представляя себя мертвым, в ночь перед гибелью, острие упирается именно в центр ромба этой раны, которая обычно располагается на торсе, который в свою очередь оголяется перед битвой, так как в сражениях хоранцы не используют броню и обнажают свое тело, считая, что зима защитит их плоть от ненужных ударов и откроет тело именно для того самого, верного, последнего удара вражеского оружия. Первая рана на торсе, на которой и рисуют кинжалом ромб, называется Ледяным порезом ночи или Снежной засечкой, тогда как смертельный удар врага называется Мрачным Концом или Черным Весенним ударом. Позднее южные ремесленники хоранцы изобрели для себя броню изо льда с мягкой подкладкой из кожи и каркасным укреплением из дерева, к которому приморожены ледяные латы, чтобы хоть как-то защитить свое тело от неприятеля, обороняя свое поселение и свой клан, оставленный войнами. Если на селение ночью напали враги, когда войны были в походе, то в некоторых клинах ремесленникам разрешается его оборонять, защищая детей и женщин от неприятеля. Другие же считают, что в таком случае мрак сам открыл доступ к селению врагам и никто не должен препятствовать его истреблению. В этом чрезвычайном положении ремесленники охотятся на чужаков как на дичь, убивая врага с особой жестокостью и хладнокровием, ведь хоранцы считают, что нападать на селение без войнов могут лишь дикие звери, лишенные ледяного рассудка, ведь для хоранцев важна битва как священное действие, а не кровопролитная резня за территории и выживание. Самый смелый из тех ремесленников, кто оборонялся при нападении врага, когда войны были на войне, становится самым важным человеком в предгорье, с которым глава клана по возвращению советуется при принятии бытовых решений, касаемых всего поселения, ведь считается, что сам мрак в час опасности пробудил в человеке, не пригодном для войны, воинское усердие, защищая родичей, а зима создала условия, дабы он смог одолеть противника. Если селение гибнет без войнов, то на это тоже была воля мрака, решившего, что войнам необходимо переселиться в иное место. Павших в поселении родичей не оплакивают, а оставляют непогребенными. Вспышка воинской доблести в сердце ремесленника считается разово возникшей необходимостью, дарованной мраком, и потому этот ремесленник не может полноценно стать войном, вынужденный вернуться к своим делам, свойственным его природным задаткам, по приходу войнов из похода. У южных хоранцев этот ремесленник и вовсе может быть избран новым главой клана, закрепляющим решения совета, вне зависимости от обычаев, которые оставались в опоре поселения, но могли быть переиначены, ведь южные хоранцы полагают, что подобная вспышка мрака делает его избранным, а значит теперь он должен быть ответственным за все поселение, так как мрак дал ему право главенства, пока войнов не было на месте, а потому, исходя из подобных случаев, ремесленники на юге решили, что они могут существовать независимо от войнов. Ввиду этого, позднее у южных хоранцев из ремесленников постепенно развивалась нужда в собственной самодостаточности, которые, будучи независимыми от войнов, обращались с ними как с людьми иного поселения, имея своего главу. В тех южных поселениях, где ремесленники и войны были все еще вместе, черное кольцо и жилище на вершине не отдавались избранному ремесленнику. Он имел привилегию лишь дополнительно закреплять слово главы клана от собственного имени, как выделенный мраком из всех. У иных клинов хоранцев после битвы происходило воссоединение ремесленников, познавших свою беззащитность, и возвратившихся из похода войнов. Если же ремесленники отказывались подчиняться войнам, то такое поселение без крови оставлялось последними. Они забирали свои семьи и переселяясь дальше на север с верным им числом ремесленников. Остальные ремесленники оставались сами по себе, отданные на волю зимы и мрака. Раньше такие поселения без войнов вымирали от нападения чужих племен, либо были ими поглощены полностью. Сейчас же самостоятельные ремесленнические поселения научились с ними воевать, давая суровый отпор. Некоторые южане договариваются с чужаками о перемирии, но всегда бывают ими захвачены в неождинный час, так как чужаки помнят о том, сколько крови их родичей пролили хоранцы на войне. Бегущие от захватчиков ремесленники из южан не могут рассчитывать на хоранский приют. Им остается лишь стать отшельниками в Священной хоранской чаще и быть защищенными самим Священным лесом. После примирения клана главой поселения как правило снова становится воин после временного правления ремесленника. Ремесленническое предгорье всегда живет своей более активной жизнью, тогда как воинская возвышенность всегда тиха и молчалива. Бывает и так что тот ремесленник, который был избран мраком в смутные времена, сам уходит в отшельники или лесники, оставляя семью, дабы не провоцировать конфликты в селении, усутпая во всем войнам по их праву, ведь избранность мраком означает для ремесленника и то, что он долже по особенному служить ему, как помеченный хоранец. Если же этот ремесленник не желает оставить свою семью и уйти в отшельники, то он становится негласныи авторитетом в ремесленническом предгорье, провоцируя отделение его от воинской возвышенности. Он не обладает никакими особыми статусными привилегиями, ведь хоранцы оценивают его воинский пыл лишь как стремление к воссоединению с войнами, но не как проявление воинского начала, а потому его славу предпочитают скоро забыть, дабы ничто не напоминало клану о временах раздора, побуждая их повторно думать и вспоминать времена разъединенности. Такую избранность и авторитетность хоранец получает оттого, что победа над вражескими войнами хоранских ремесленников считается чудесным вмешательством мрака в дела селения, позволяя одержать верх над воинственным врагом не созданным для сражений ремесленнику и людям под его командованием, укрепляя веру хоранцев во мрак этим вторжением в их жизнь. На общем собрании клана все так же сходятся как молодые, так и самые старые, а то есть самые взрослые войны, деды воинственных семейств, на волосах которых появляется первая снежная седина, которая блестит черными искрами по ночам, свидетельствуя о приближении мрачного исхода для этого война. Чем страше воин, тем сильнее он рвется к смерти в бою, но если он все же ее не находит, то считается, что такой хоранец имеет слабость в мрачном сердце, а потому он вынужден долго очищаться, проливая вражескую кровь, что дает ему славу знатного война с одной стороны, но и тяжелый удел с другой стороны, ведь мрак внутри его сердца раскрывается слишком поздно. Вне зависимости от его боевой знатности, такой воин редко избирается вождем на старости лет, ведь он не обладает стержневыми способностями вождя, который умеет рассудительно пользоваться льдом, вьюгой и деревом своего характера. Иногда случается и так, что глава хоранского клана, который долго не может погибнуть в битве, сам уходит в отшельники, оставляя черное кольцо своему уже взрослому сыну, ведь хоранец может стать главой лишь при достижнии Ледяного возраста. Когда мужчина или женщина решают уйти в отшельники, они покидают свой дом без явных на то причин, имея глубокое черное намерение в сердце. Ремесленники бреют свою голову и бороду костяным, а войны ледяным кинжалом, которым они наносят себе ромбовидную мрачную рану и которым делают насечки, равные числу убитых врагов, на своем мече, пометив первоначально, после тяжелого сражения незначительными сколами это число прямо на поле битвы мечами друг друга. Женщины, решившиеся на отшельничество, бреют свои головы ледяными бритвами. Мужчины бреют волосы на своей голове лишь в ночь перед войной. До этого их волосы отрастают и остаются нетронутыми, ведь так вьюга дарует хоранцам покой, покрыв сугробными волосами темя, в котором зарождаются мысли о мрачных стремленях, и пребывая в невозбужденном, а то есть в неотрезанном положении, оберегающем душу от жажды передвижений и сражений. В ином случае хоранцы высвобождают и возбуждают вьюгу души, сбривая свои волосы на голове. В эти моменты душа начинает желать перемен и походов. Кинжал из кости ремесленника и ледяной меч война, решившихся уйти в отшельники, втыкаются в снег острием по правую, восточную часть жилища и закапываются снегом, образуя возвышающийся сугроб. Ледяной кинжал же остается воткнутым в середине жилища и засыпается вместе с льдинами. Медвежьи шкуры закапываются рядом с мечом и ледяным кинжалом, как и норковые шкуры женщин. Отрезанные волосы пускаются хоранцами по ветру в направлении к Священной чаще, в которой они и собираются посвятить всю свою жизнь служению мраку. Все, что принадлежало хоранцам до их отшельничества, должно остаться в пределах их же селения. С отшельником остается лишь его сакральное имя и частица мрака на кончике сердца. Возраст войнов после первого убитого врага измеряется количеством павших врагов и каждый хоранский год равен количеству насечек на мече, так тому, кто убил первого врага один год, а тому кто убил десять — десять, вне зависимости от природного старения по зимам, ведь жизнь хоранцев протекает в ночной зиме и их возраст измеряется внутри нее, а с наступлением лета они перестают стареть, уходя из своих земель в северные края вечной зимы. О молодом войне, убившем первого врага, говорят, что смерть сделала к его ледяному черному сердцу первый шаг, оставив первый след с черной вмятиной на детской белоснежности, вдавив это сердце в снег, утяжелив его смертельной весомостью, делая его все больше похожим на душу, оставившую плоть, с мрачной смертью в сердцевине. Восточные хоранцы считают, что у них тяжелая ледяная душа и черное сердце, которое является осколком черной горы, примороженным к душе и затвердевшим вместе с ней снежной кожей, а также они полагают, что их кровь краснеет от того, что, вытекая наружу, остатки света в ночи зажигают её темноту и таким образом темный огонь высвобождается от покорности морозу. Ночью кровь хоранцев всегда черна, сияя мрачным отблесками, которые чернее самой ночи, и поэтому они проливают ее именно в период ночной тьмы на сумрачный снег, дабы увидеть зияющий мрак и окропить им зимнюю землю. Проникающий, колотый удар в самое сердце от врага наносится редко и всегда закончивается моментальной гибелью. Такой укол считается хоранцами большой наградой мрака, ведь это значит, что хоранское сердце, удостоившееся его, было невероятно мрачным, праведным и тяжелым, и сам мрак притянул к нему этот удар силами зимы, высвобождаясь из сердца мгновенно, минуя судьбоносный ромб первого вражеского удара, куда и должен был быть первоначально нанесен гибельный укол, что дополнительно свидетельствует о непременном вмешательстве мрака в жизнь этого хоранца. Хоранцы полагают, что в момент вырезания Ромба Зимней Гибели, а то есть пореза на их снежной коже, некоей весенней проталине грядущего мрачного расцвета сердца, сквозь это отверстие дует зима, залетая тут же в жилище. Через их тело она уносится на Возвышенность Незамерзающих к грядушей могиле хоранца, и в зависимости от характера и глубины раны, крови, рода и самого очертания выколотого ромба, она выбирает Великую Зиму его смерти от момента насечения раны, а то есть сам мрак и зима пишут час его воинской смерти в уникальном нательном ромбе, замыкая ее окончательный вьюжный выдох из зрачков с последним смертельным штрихом в ромбовидной насечке на теле, и таким образом путь земной жизни хоранца обрисовывает сокровенный мрачный наконечник хоранского сердца, являя дорогу смертельной судьбы каждого война. Черное сердце само говорит руке война, как именно наносить раны мрачной судьбы, и в эти моменты ледяной кинжал уподобляется острому наконечнику хоранского мрачного сердца, и таким образом хоранец пишет своим же сердцем на своем же сердце судьбу своей ужасной смерти, ведь тело является лишь творением зимних сил, выполняющее волю мрачной частицы. Нательным ромбом хоранец призывает свою смерть и замыкает свою жизнь в этом ромбе, соединив начальную и конечную точку, где жизнь и гибель образуют собой особую точку смерти, открывающую хоранцу своим взрывом в момент возникновения дорогу во мрак. Путь биения сердца и его последний удар соотносится с нанесением на торс. Хоранец сам рисует смерть для своего сердца, прислушиваясь к его мрачным глубинам. У каждого хоранца этот нанесенный ромб уникален, как и судьба его сердца. Ремесленники, не познавшие битвы, лишены такой чести, добываемой кровью, а потому их жизнь более одинакова и размерена, отстраненная от самого важного потрясения в жизни, которое вмиг уносит душу убиенного на черную священную гору, а именно они лишаются ужасного момента смерти в бою. Ледяным кинажлом при рождении мальчика отец перерезает пуповину. Пуповину же девочки перерезает сама мать ледяной бритвой. Ледяной кинжал своим видом, который создал мрак посредством человеческих рук, сообщает восточным хоранцам, что на самом деле ромб является священным лишь на земле, хотя на самом деле это двусторонняя пирамида, ведь и сами хоранцы верят, что мрак, а то есть сердце Тьмы, находится не в небе, а внутри черной земли, под самим снегом. После того, как человека настигла смерть, его вьюжная душа с мрачным углублением в сердцевине отправляется по снегу к месту самой черной и морозной земли на вершине Возвышенности Незамерзающих. Снег — это первый мягкий уровень, на котором постепенно, по мере приближения к черной горе, рассыпается тонкая кожа души как обгоревший свет. Второй уровень — это сама черная земля внутри Возвышенности Незамерзающих, погружаясь в которую душа входит мраком в пещеру cвященной Тьмы. Вознесение у хоранцев означает погружение, ведь для них настоящая вершина находится под землей, а все на земле — это лишь перевернутое отражение в черных водах ночи того, что на самом деле является правильным, и вот почему хоранцы втыкают мечи вниз, и вот отчего они стремятся к вершине, ведь чем выше и чернее гора, тем быстрее с нее падение в настоящую подземную ночь, а то есть выныривание из отраженной глади земли на сушу подземной правдивости. Возвышенность Незамерзающих является островом праведной черной суши в океане земного света. Это мрачный вулкан, снежным пеплом которого покрыт весь Священный хоранский ромб. Мороз, ночь и вьюга — это всегда чистые качества Тьмы в глубинах священной горы и ниже, выносящиеся через вершину Возвышенности Незамерзающих в мир силами темного огня, образуя зиму и образуясь зимой, и вот почему они так почитаемы хоранцами. Снег — это солнечный свет, мгновенно сгоревший от соприкосновения со Священной Тьмой, а потому он считается чистым и пригодным для гигиены как то, что впитало в себя ледяную свежесть сокровенного. Также снег подобен слетевшей коже, оголившей душу, следующей ко мраку, а значит снег является для хоранцев напоминанием о первом шаге внутри смерти, вестником очищения. После погружения в Священную Тьму на пути ко мраку, а то есть к сердцу Тьмы, хоранскую душу ждет испытание темным ужасным огнем, который является преградой внутри Священной Тьмы. Этот огонь сжигает все лишнее в душе, все ее тонкие одежды, оставляя лишь ту частицу, которая принадлежит мраку, ведь огонь способен расплавить все, кроме нее, так как она — это самое черное и самое ледяное что есть в сердце человека, превышая все качества, являясь их создателем. Этот огонь является кровью Тьмы, тогда как ее сердцем является мрак. Мрак в сердцевине Тьмы подобен вырезу смерти в центре души хоранца, лишь с тем отличием, что мрак не чернее Тьмы, а он и есть то, что сотворило свет и Тьму. Мрак является чем то неизвестно зияющим. Ночь это не отсуствие солнца, а присутствие сакрального отображения Тьмы, попавшего через вершину черной горы в мир. Ночь это тень Тьмы, проступающая через преграду остатков света в мир. Душа является некоей оболочкой частицы мрака как лед, держащий в своей сердцевине черный блик или как Тьма, закрывающая своей непроглядностью мрак. Мрак забирает им же вложенную мрачную частицу себе, и тогда хоранец погружается в его неизведанные чертоги. В час последней битвы Черного вождя с племенами света само солнце взорвется и океаном светлых племен будет наступать на мрак и ночь, который хоранцы отразят и затем будут торжествовать после тяжелого сражения. Мрачные частицы погибших до черного часа хоранцев в заветную минуту взорвутся в летний мир, завоевав его несокрушимой Ночью и несокрушимой весной навсегда. После победы над племенами света и некоторых лет торжества в вечно зимнем и вечно ночном мире, с Возвышенности Незамерзающих скатится лавина, которая унесет сердца еще живущих хоранцев во мрак, накрыв их жилища доверху снегом, заполонив им весь мир с земли до самой ночи. После этого черная земля преобразится и на ней останется лишь мрак и те его частицы, которые верно служили ему. Этот нескончимый мрачный мир невозможно вообразить, так как он превышает человеческое ледяное разумение. Те из хоранцев, которые не смогли пройти темный огонь, чрезмерно привязанные к этому миру, проявив непокорность мраку при жизни, останутся гореть в этом огне до тех пор, пока великая лавина не сойдет с Возвышенности Незамерзающих в конце этой земли внутрь горы и не потушит его, освободив частицы мрака из пламенных пут. Темный огонь, как считается, выжигает памятные метки сопротивления мрачной частицы огню. По этим меткам в дальнейшем мраком будет сотворено новое тело хоранца из Тьмы, внутри которого его мрачная частица сможет существовать и поклоняться мраку беспрерывно и непосредственно. Частица мрака, горящая в темном огне, не может погрузиться во мрак из за того, что у нее не хватает сил снять все душевные одежды, и в этом случае они служат топливом для огня. Эти мучения продлятся долго, ведь у них не будет лунного времени, но все же они конечны. Эти муки будут существовать потому что мрачная частица нерастворима в огне, и те одежды души, которые должны сгореть, будут оплетать ее в ужасе, держаться за нее из последних сил, останавливать перед решительным шагом в огонь, защищаться от огня наросшими ледяными корками, не желая отдаваться ему, претерпевая долгие мучения, даже не осознавая того, что мужественный шаг в пламя и есть единственный выход к спасению, но страх прикует их к неотступности от боязни, ведь в жизни они были лишены сердечной искренности и смелости в знании о том, что смерть — это лишь тропа к новому началу, к которому они были не готовы, будучи врощенными с глубоким корнем земную жизнь. Такие сердца хоранцы называют проталинами лета, а те, которые смело сами шагают во имя мрака в ночной огонь — мученниками мрака. Такое же имя носят и те войны, которые во время битвы намеренно уходят погибать в пургу. Некоторые говорят, что ремесленники в темном огне будут охотиться на свои же душевные оболочки, убивая их как дичь, тогда как войнам необходимо будет подставлять под удары темного огня щиты своей души, дабы он разрубил их все и отворил выход мрачной частице, а то есть войнам необходимо убить свою душу в огне. Считается, что меч, с которым они уходят в могилу, помогает им в этом, так как они сами пытаются этим мечом отрезать от себя душу, отдавая ее на съедение темному пламени. Или же этим мечом они раззадоривают темный огонь, дабы он сильнее и активнее сдирал с них кожу души. Отшельники же, очищающиеся от оболочек души в Священной чаще, попадают внутрь мрака без всяческих испытаний, как и войны, погибшие внутри вьюги, которая и так сорвала все их душевные одежды, состоящие из льдистых образов, коркой покрывших ледяную пластину и душу, как слои и наросты памяти прошлой жизни. После сожжения памяти о прошедшей жизни частица становится чистой и готова приблизиться к творцу. После прохождения испытания темным огнем хоранцы погружаются в чертоги мрака и расцветают своей мрачной частицей в нем в час черной весны. Некоторые говорят, что все хоранцы будут мучиться в темном огне, медленно и решительно борясь со своими душевными оболочками или страдая от невозможности отделиться от них, пока в мире зимы не завершится последняя битва между солнечными племенами и хоранским войском под предводительством последнего Черного вождя, и по меркам лунного времени это займет столетия, а по меркам времени пещеры Тьмы, где обитает темный огонь — около ночи пламенных мук из общих пяти посмертных ночей внутри Тьмы своей смерти. Другие же считают, что праведники скорее приблизяться ко мраку, а то есть до наступления часа черной весны, чем те, кто выбрал страдания от темного огня своей неправедностью. Говорят, что сразу после гибели с момента начала шествия души и погружения её в темную пещеру с вершины Возвышенности Незамерзающих и до момента встречи со мраком хоранец пребывает внутри своей смерти, постепенно притягиваясь ко мраку творцу, но когда все оболочки сожжены, частица сталкивается напрямую со своим создателем, который второй раз сотворяет то же тело, но уже из Тьмы для хоранца, а то есть для мрачной частицы, которая в дальнейшем уже будет существовать и поклоняется мраку внутри него же, а то есть на новой черной земле, всецело охваченной мраком. Смерть превращается в тело мрачной частицы в одежде Тьмы, либо же смерть является самим процессом превращения Тьмы в тело для мрачной частицы, а то есть раскрытием своей изнанки наружу, где оболочка смерти, бывшая стороной, которая раскрыта вовне, станет близостью и нутром для мрачной частицы. Прохождение мрачной частицы сердца через пламя хоранцы называют единственной достойной мрачной весной, ведь земные лето и весна для них обманчивы, так как они являются детищами того ночного сверкающего темного огня, который выливается наружу мира, когда они захватывают Возвышенность Незамерзающих, плотно подбираясь к ней каждый год. Поздняя осень и зима — это время дальности этого огня от внутренней горловины священной горы, а также дальности земного света, порождения огня, от снежной земли, а значит Священная Тьма в это время куда ближе к миру, и оттого зима так превозносится хоранцами, ведь в период ее господства мрак и Тьма ближе всего подбираются к черному хоранскому сердцу, освящая каждое его действие, ведь это сердце отвечает за каждый сакральный поступок. Из за подступления темного или ночного огня в мире наступает лето и весна обмана. Из за его отступления появляются осень и зима. В конце времен темный огонь будет потушен лавиной, и поэтому в мире больше не будет смен времен года, останется лишь вечная зима в вечной Ночи господствующей Тьмы, когда мрак расцветет из оболочки Тьмы настоящей черной весной внутрь зимы. Тогда она станет Черной Зимой. Темный огонь вырывается в мир из-за присущего ему качества воспаленности и ввиду зеркальности самого мира, который является лишь искаженным теневым подобием подземной подлинности. Земной мир это тень от ночных искр, существующих благодаря темному огню, который своими всполохами их порождает. Этими искрами огонь образует поле видимости своих пределов внутри себя же, находясь в свою очередь внутри пещеры Тьмы и не видя пределов этой Тьмы, которая не обладает качеством отражаемости вовсе, и из этой видимости при наличии темного сияния, огонь творит светлый мир, как свое собственное отражение, увиденное при освещении себя же самим собой. Темный огонь видит себя подобно ослепленному светом глазу, не подозревающему, что снаружи этого глаза есть Тьма. Пустыня снега без следов ослепляет, так как она является сгоревшим светом, и в безупречности своего полотна снег образует эффект малого солнца, концентрируя в себе сияние и им застилая глаза смотрящего. Некоторые говорят, что блеск серебра на снегу, появляющийся в момент лунного света — это преображающая скорбь луны, её девственные слезы, или же это осколки зимнего солнца, ведь оно является льдом, а именно ледяным гробом, в котором покоится холодный безжиненный свет, где безжизненность обозначает и то, что он не способен оживить своей силой ни один всход, ведь настоящая весна и цветение происходит внутри подземных пещер. Весь светлый мир является творением ночного огня, ведь темный огонь это то, что порождает динамику, направленную на появление и развитие. Впервые свет вышел наружу и был сотворен в мир, когда ночной огонь в первый раз подобрался к самой горловине будущей черной горы, откуда затем в мир придет Тьма. Наиболее горячие его искры взорвались светом, который разлился гладким полотном мира без изъянов. Так образовался первосвет. Из искр менее горячих и более плотных появились люди, а то есть враждебные племена света, общающиеся образами и взглядами. Язык и письмо в мир принесла Тьма, побуждая хоранцев фиксировать то, что отдано свету и дню, а что Тьме и ночи. Звуки были созданы из треска мороза, гула вьюги и из шума от проявления Тьмы в мир. До этого в мире первосвета была тишина и спокойствие. Во времена первого света не было гор и прочих рельефных выступов и уклонов, была лишь гладь из плотного света. Светлые люди жили в согласии друг с другом без войн, пока рухнувший без сил на дно будущей священной горы темный огонь не оставил их. Тогда в мир пришла первая Тьма и первые хоранцы, которые вступили в войну со светлыми чужаками, ведь огонь больше не согревал мир постоянно. Ввиду самого падения огня на дно образовалась динамика, позволяющая Тьме выйти наружу через горловину черной горы, чтобы закрыть, засыпать и заморозить весь радостный мир тщетного существования. Тьма вошла в нутро мира, как льдина внутрь открытой раны, тогда как до этого она пребывала снаружи, как льдина, лежащая на целой коже. Тьма и зима это однокоренные слова в языке хоранцев. Зима это творение Тьмы в мире света, ее дыхание, тогда как ночь её тень. Дыхание зимы это мороз. Тьма непроглядна, она поглощает любой свет, в том числе и сияние темного огня, а потому она неотразима, тогда как мрак является дающим и дарующим, неиссякаемым, он творит, но он не подобен ни миру, ни огню, ни Тьме. Мир же подобен зеркальности воды и первосвету, а черная подлинность глубины Возвышенности Незамерзающих подобна черному дну этой воды. Мрак подобен невозможной трещине посреди глади воды, которая темнее и ужаснее, чем самое глубокое дно Тьмы. Мрак подобен трещине внутри середины льдины. Все треснувшее, а значит острое и неровное, а также черное, образовавшееся, вернее раскрывшееся в результате раскола, как считают хоранцы, происходит именно из глубин Возвышенности Незамерзающих, из подземной сакральности пещеры Тьмы, где обитает мрак. Темный огонь порождает в отчаянной схватке со Тьмой и зимой свет и день, ниспадая обратно в лоно Священной Тьмы, растратив в потугах родов и битвы все свои силы. В период лета темный огонь одолевает Тьму и зиму, заслоняя их своим свечением и пыланием для мира. Зимой же блеклый свет подчинен ее силам и Тьме. Племена чужаков считают себя творениями темного огня и почитают различные его черты и проявления в своих идолах, в число которых входят свет и солнце, являющиеся главными проявления бога огня. Когда на земле наступает день, огонь приближается к горловине черной горы, и его дети греются от него, набираются сил, тем самым образуя свечение, подобное факелам, и от этого светится солнце. Когда наступает лето, огонь окончательно вырывается из лона Возвышенности Незамерзающих, заставляя землю теплеть. Лето это тот период, когда темный огонь набрался достаточного количества сил для своего полного разгула на земле. Летней ночью огонь спит в мире остыванием благодаря Тьме, и на закате он начинает постепенно засыпать, тогда сам мировой свет медленно сникает, теряя источник обогрева, но этот свет не гаснет насовсем, иначе бы он потух навсегда, он лишь постепенно оступает по мере возникновения холода, чтобы затем вернуться вновь к проснувшемуся темному огню на заре, как к источнику собственного горения, который его и порождает, а потому свет и жара всегда разнятся по своей яркости и нагреванию в разные периоды суток. Зимой темный огонь находится внутри священной горы и лишь ненадолго вырывается за её пределы, образуя зимний день, но затем быстро сникает и погружается в её лоно, загоняемый Тьмой обратно. Летом священная гора теряет снег, одеваясь в щит белого камня, который хоранцы считают вечным холодным окостеневшим снегом, и господство огня в этот период максимально велико, а мрак и вовсе не проявляется в мире, и поэтому хоранцы называют период лета — периодом снов, когда в мире не происходит ничего важного, кроме яркой игры радужных миражей света и тепла с землей. Хоранцы следуют вслед за зимой при первых таяниях снега, при первой весенней теплоте, отправляясь за холодом, оставив свои жилища и земли, чтобы вновь вернуться на них в период новой, свежей зимы, когда скверна дня очистится появившимися силами зимы, а Тьма вынудит темный огонь вновь опуститься внутрь Возвышенности Незамерзающих. Черная весна связана со мраком, как Тьма связана с зимой, как темный огонь связан с летом, как осень связана с вьюгой, ведь весна внутри Священной Тьмы означает для хоранцев преодоление темного огня и света, а то есть новый расцвет, когда весь мир навсегда покроется зимой и ночью, а раскрывшимся сердцем его будет весенний мрак, который не есть ночь и не есть день, а есть нечто, что создало и зиму, и свет, и мороз и темный огонь. Мрак откроется сердцем и разобьет старый, зеркальный мир, появившись из трещины в середине мирового светлого зеркала, ведь свет подобен этому зеркалу, и поэтому хоранцы сторонятся изображений, боясь уподобиться всему светлому и солнечному. Хоранцы, умершие на поле боя, мученники мрака, попадают во мрак сразу. Другие же, умершие от старости, покоятся в саване смерти внутри Священной Тьмы, но не доходя до темного ужасного огня, который способен долго жечь хилые души стариков, пока не настанет час великой лавины, который потушит огонь, и тогда лишь эти души смогут войти во мрак. Они не мучаются в темном огне, но слепо блуждают во Тьме до наступления часа Заветной Ночи, находясь будто во сне, подобно их кончине вне поля боя, которая является лишь мягким засыпанием. Праведные ремесленники точно так же попадают во мрак, как и войны, исполняя свое предназначение на снежной земле. Другие же, кто умер трусом или тем, кто предал хоранцев во имя чужаков и света, будут ждать конца мира лета и наступления вечной зимы в темном огне. Искупить свое преступление можно лишь удалившись в отшельники от хоранской общины, посвящая свою жизнь молчаливым мольбам мраку в полном одиночестве, в дали от битв и земных хлопот. Вечная зима не подобна обычной земной зиме, ведь это зима окончательного проникновения и утверждения Священной Тьмы на постоянной основе в мире, которая погасит темный огонь навсегда, поставив окончательную точку в развитии мира, ведь темный огонь ответственнен за всякое движение в нем. Вечная зима погребет под собою весь мир, когда сердце мрака внутри Тьмы забьется ликованием от последнего притока воинственных душ хоранцев. Тогда весь мир перевернется вверх ногами от наплыва душ и от победы над светлыми племенами, раскрывшись правдивостью из под земли или раскаловшись на куски льда, выявив свою сущность, и тогда окажется, что мир света был лишь отражением подлинного, и на самом деле он есть дно вместе со своим водным небом, а также и то, что всегда находилось под новой, проявившейся мрачной землей. Хоранцы считают свет этого мира тем, что мешает дышать, нагревая воздух до прелости, и тем, что борется с подлинностью, ведь ночь и зима — это то в мире, что ближе всего к настоящему черному свету, зиянию мрака, который не подобен полыханию темной бездны Священной Тьмы и сиянию земного солнца, греющегося от темного огня. Тьма течет кровью по их жилам и, проливаясь на огненный день, свет солнца сжигает ее черную морозность, оставляя лишь багровый элемент темного огня, который и есть то, что позволяет хоранцам двигаться в мире и двигаться самому миру. Хоранцы осознают, что темный огонь двигает их к концу, а именно последнему сражению во главе Черного вождя, проходя через этап их полного исчезновения, но они полностью подчиняют свою волю мраку и не противятся его решению. Вьюга же рождает лишь побуждение к движению, разгоняя ночной огонь внутри организма. Вьюга это озорное, захватывающее, волнительное дыхание души внутри человека, появляющееся от мрачных намерений в жгучем морозом сердце и мыслей в темени. Вьюга это морозный воздух души. Хоранцы полагают, что красный цвет связан с летом и бешенным движением темного огня, белый в сумраке ночи — со снежным спокойствием, ледяной цвет — с окостеневшим вечным земным и зимним покоем, а черный — с изъятием всякого движение навсегда. Считается, что впоследствии эти цвета стали использовать ремесленники из южан, обозначая им род войск по степени маневренности или же устойчивости перед врагом, где красный также обозначал наступление и сам момент битвы, черный означал полную победу, а белый — поражение, гибель в снегах. Из за багрового и подвижного элемента темного огня хоранцы испытывают боль, ведь боль от ран происходит тогда, когда мороз, который является ледяным огнем, братом темного, подчиненным зиме, наступает на открытое ранение извне. Силы зимы вступают в сражение с темным огнем, содержащимся в крови, зимние защитные оболочки которого были повреждены. Внешняя динамика мороза побуждает темный огонь в полученной ране двигаться еще более интенсивно, пытаясь сражаться с проникающим в нее морозом, желая освободиться из тела от диктата сил зимы. От движения ночного огня в крови рана пытается расшириться, мороз же пытается заморозить это движение, охладив кровь до прежней черноты, закрыв рассечение и усмирив темный огонь своей оболочкой, заледенив его своей коркой. Чем хладнокровнее сердце хоранца, тем менее интенсивно кровь льется наружу, ведь это сердце сдерживает и усмиряет темный огонь мраком, позволяя ране быстро зажить, а морозу быстро победить в сражении без суровых схваток на уничтожение друг друга. В случае, если сила мороза многократно превышает силу темного огня в крови, и сердце не может контролировать свою кровь из за слабости, тело хоранца превращается в труп. В этом случае, чтобы тело жило, рану необходимо прикрыть, а то есть приморозить к месту ранения льдину, дабы остановить безмерные вторжения огня мороза извне, чтобы он не заключил в свои суровые объятия все тело раненого хоранца, и посему хоранцы быстро прижигают раны льдом, который заживляет их снежную плоть, постепенно, без резкости охлаждая багровый элемент темного огня, который возбуждается в результате получения хоранцем повреждения в бою, а также обеспечивает необходимое количество холода для заживления ранения, не пуская лишние жгучие силы мороза внутрь ослабшего тела, дабы он не заморозил его всецело. Пластина из льда точечно направляет содержащуюся в ней часть мороза на открытую рану, исключая гибель плоти, которая возможна в случае, если вся сила мороза извне будет одолевать темный огонь, который отвечает за движение крови в организме. К небольшому порезу прикладывают маленький кусок льда, ведь сил мороза для заживления подобной раны требуется не так много. Кусок этого льда от соприкосновения с горячим темным огнем медленно исчезает, проникая внутрь, высвобождая из своих чертогов мороз постепенно, позволяя ему одолевать мятежный огонь маневренно, без жестокости, а соответственно быстро заживлять порез. К большой ране, соответственно, прикладывают льдину крупного размера. Снег прикладывают только к ритуальным порезам, ведь так плоть заживляется медленнее, ввиду того, что снег содержит под собой очень сильный темный огонь, который пропитывает сам снег и в столкновении с морозом на открытом пространстве зимы медленно и мучительно заживляет рану, ведь эти две силы вступают в суровый бой внутри пореза, но зато это позволяет оставлять памятные метки в виде заметных шрамов, появляющихся от того, что в тяжелой сечи умирают и огонь и мороз, оставив после себя испещренное следами сражения место. Снежная плоть хоранцев и снег, выпавший на землю это родственники. Снег славится своей плотностью, на которой прочно стоят ледяные хоранские дома, являющиеся подобием ромбовидной пещеры мрака на земле, сердца и самой черной горы, вмерзая напрочь в снег, который внутри себя прикрепляет лед пластин жилища силами темного огня. Дома хоранцев это ледяные пещеры, наполненные темнотой хоранского дыхания, укрывающие их от света днем. При получении ранения кровь темного огня начинает бурлить багрянцем, размывая черный элемент ночи в крови. Кровь закипает и становится менее черной, голубичной, приобретая красные оттенки и поблескивая черными искрами. Чтобы остудить пыл темного огня хоранцы используют силы ледяного огня ночи, подобно тому, как зима охлаждает летний мир в период своего господства. Когда ледяная динамика мороза играет с багряной динамикой ночной крови, на месте их игры образуются следы в виде быстро заживающих шрамов, подобно мертвым телам после битвы. В глубоком колотом ранении без прикладывания льдины происходит уже не игра, подобная той, когда волчата, резвясь друг с другом, готовятся к настоящей охоте, а настоящая битва насмерть. Испытание ледяным гробом для хоранцев является коротким знакомством со своей смертью, некоторой опасной игрой, но если между кровью и морозом есть препона снежной кожи, то для хоранца в ледяной могиле препоной служит сам снег и лед, который лишь подпускает мороз на расстояние смерти, прислоняется смертью к стене гибели, то есть к крышке гроба, чье движение и слышит юный хоранец ночью, лежа в своем первом гробу, а то есть дыхание своей смерти. В могиле он видит морозное дыхание своей смерти изнутри своего сердца, исходящее из зрачков. Хоранское тело остывает до погибели благодаря морозу и юный хоранец смиренно слушает свое мертвенное остываение. В гробу он является подобием открытой раны, но при этом защищенной стенами льда и снега, дабы острый и жгучий, колющий ледяным мечом дыхания мороз не забрал его прежде гибели в бою. Так хоранец своим мраком понимает природу мороза, снега и льда, осознавая их в себе, как то, из чего он состоит, и чему он должен будет все вернуть. Так хоранец познает своим сердцем, что мрак не подобен силам зимы, а также что мрак раскрывается в смерти, и что нет ничего важнее мрака в его жизни. В открытом ранении происходит настоящая битва, ведь смертельная рана подобна разверзающейся бездне Священной Тьмы на вершине Возвышенности Незамерзающих, а то есть бездне, над которой бьются две силы, а то есть беспощадный мороз и внутренние силы динамики ночной крови, и лишь один победит в ожесточенном бою: либо мороз, который успокоит лоно Тьмы и урезонит вспышки красной крови, заморозив ее жерло, либо же сама ночная кровь не позволит жерлу закрыться, взорвавшись в нем и потухнув навсегда. И под этим подразумевается гибель от кровопотери. Тогда в этой бездне огонь остынет, а то есть угаснет детище огня темного, то есть того огня, который рождает динамику сердцебиения внутри самой Священной Тьмы, ведь от мрака темный огонь отбегает в ужасе и создает импульсы, а то есть сердцебиение и поток крови внутри себя, которое побуждает его к движению и порождению в этой динамике творений, и тогда человек погибнет. Темный огонь это творение внутри лона Тьмы, порожденное мраком, которое создал мрак для сотворения светлого мира. Зима это первое творение мрака в первую власть Тьмы на земле, и потому зима ближе всех из земных сил ко мраку. Смерть является лишь погружением души с мрачным сердцем в черный гробовой лед этой зимы, который несет человека в жерло Священной Тьмы прямиком ко мраку через темный огонь по снегу. У племен света, в отличие от черной крови хоранцев, которая кипит багрянцем, пролившись днем на белый, а не сумрачный снег, активно сопротивляясь свету, кровь имеет красный цвет ввиду того, что в ней силен элемент темного огня, который почти полностью поглощает холод крови и ее ночь, и даже во время господства ночи на земле их кровь сохраняет свой алый цвет. Темный огонь дарует земному свету солнца белый цвет безупречности, а крови солнечных племен цвет красный, агрессивный, ввиду засвечивания всего черного и темного, а потому племена солнца прижигают свои раны чем то раскаленным от солнца, огня или же самим земным огнем. Снег имеет белый оттенок ввиду того, что это сгоревшие в ледяном морозе лучи света, а потому снег имеет пепельный цвет, блестящий морозной ночью серебром, а то есть искрами поверженного солнца, которые стали чисты, пройдя обожжение морозным огнем. Некоторые из хоранцев считают снег не пепельным или белым, а голубым, сумрачным от ночи вверху и темного огня снизу. Темный огонь темен, голубичен, сумрачен, тогда как земной огонь красен, лишенный ночных оболочек, завоеванный светом, ведь земной огонь красен от того, что он агрессивно сжигает черный земной материал благодаря свету дня, который в свою очередь питает темный огонь. Зимнее солнце заключено в ледяной гроб, а потому оно выглядит таким бледным и слабым. День присутствует зимой потому что темный огонь не исчезает в этот белоснежный период, а лишь максимально ослабляется, опускаясь ближе к безмерному дну пещеры Тьмы, равно как и ночь летом присутствует ввиду того, что Возвышенность Незамерзающих сама по себе остается холодной в камне, покрывшись белокаменным снегом, тем самым охлаждая землю и заставляя свет солнца потухнуть с помощью сил Тьмы, которые всегда окутывают мир позади ночи, солнца и света. Голубое небо это растаявший летом при воздействии солнца бирюзовый лед на вершинах ночи, превратившийся в воду, подобно тому как таят моря от ледяной корки. Зимними днями лед небесной вершины земли тверд и сер от покрытости снизу снегом, заслоняя собою лучи палящего солнца. Лучи солнца, сгорев, оседают как не верхних льдах неба, так и попадают вниз, на землю. Тогда зима становится подобна пещере с верхней и нижней наледью, а то есть со льдом сверху и снизу пещерной середины земли. Ночной снегопад в первые недели господства зимы идет не переставая, а вьюга раздувает идущий и выпавший снег при воздействии на неё колких прижиганий огня мороза во все стороны земли, подобно тому, как ранней весной темный огонь побуждает солнце и свет заполнять своим натиском земные просторы. Днем выпавший обильный снег лежит тихо, создавая некоторое потепление ввиду того, что он своей тяжестью успокаивает бурность вьюги и ожесточенность мороза на земле, пользуясь и слабым влиянием лучей солнца, сгоревшим и очистившимся родственником которых он и является. Лед на вершине является щитом, не позволяющим потеплеть зиме, оберегая ее от палящих лучей приблизившегося днем солнца. Солнце это сердце, око и взгляд всеохватывающего земного света. В ледяном гробу зимы солнце бессильно, горя тусклым светом без огненных прижиганий, так как темный огонь слаб зимой. Луна также является искрой темного огня, подобно солнцу, но менее яркой, а потому она так слаба и кротко, бледно светит лишь в безмятежной, спокойной ночи, будучи более холодной, чем солнце, не грея зиму, весну, осень и лето, и потому не сталкиваясь с жестким сопротивлением зимних сил. Зимой редко видно луну, ведь она прячется из за своей робости и скромности во власти Тьмы. Если солнце темного огня подобно морозу ледяного огня, то луна темного огня подобна ночи морозного огня, и если солнце и мороз сражаются друг с другом, то ночь и луна мирно сосуществуют на поле брани после окончания сражения их вечно возникающих мужей, ведь они сражаются жгучим огнем. Их объединяет молчаливая скорбь по погибшим, подобно тому, как две жены двух враждующих мужчин приходят на место гибели своих мужей, имея в сердце легкую печаль одиночества и огромную гордость за храбрых погибших войнов. Кроткая скорбь луны и молчаливая скорбь ночи объединяют их печали в одну, смертельно прекрасную, которую можно сравнить с торжественным горем без уныния красивого, скромного, но волевого лица хоранки, с ее украшенным гордым горем лунным лицом без изъянов, которое открылось от почти сдержанного вздоха печали, когда взгляд черных зрачков упал на мертвого мужа, грациозно сняв с лица норковое прикрытие ночи, но оставшись покрытой этой ночью целиком, сохранив свою чистоту перед миром. Также в луне можно увидеть саму скорбь и кротость, изящно одетую в правоверный саван ночного полотна. Луна здесь это мимолетная тихая грусть, полная достоинства и гордости за умершего война, тогда как ночь это подобие сохранения сердечной твердости и стойкости хоранки перед ее мрачной участью, сохранение ее достоинства и хладнокровия при едва мелькнувшей лунной скорби в ее мрачном сердце, закутанном в непроглядное полотно тьмы. Это плавно светящееся чувство вьюжной белой души, бледно засиявшее из под плотного покрывала мрачного долга, закрывающего все эмоции и чувства зимнего, непоколебимого лица. Луна девственница в ночи, подобна песцовой хоранке, которую окружает и оберегает Тьма своим ледяным и непроглядным покровом. Луна также подобна белоснежному лику замужней хоранки, который оберегает Тьма своим месячным черным сокрытием, отворяя лик луны в моменты зачатия и родов, а также в миг рождения и смерти. Луной хоранцы измеряют период Большой Ночи, длиною в хоранский месяц. Первое безлуние означает начало Большой Ночи, когда хоранцы смогут воевать под покровом темноты. Первая луна подобна женщине, стоящей на грядущем, пока еще не окропленном кровью поле сражений, на котором скоро будут умирать ее близкие, когда её глаза отвернутся от битвы. Последняя, скрывающаяся луна Большой Ночи означает постепенный конец хоранского месяца, а значит конец первого зимнего периода войны. Последняя луна Большой Ночи подобна той женщине, которая с почти безучастной скорбью освещает своим лицом мертвецов, павших на поле брани. Считается, что печальные глаза хоранки это побелевший от мгновенного чувственного волнения стланик, подброшенный вьюгой ввысь, или же зеленоватая луна, расколотая в своей сердцевине зрачком, либо же это сердце хоранки, которое бледно блеснуло чувством зеленовато-белой скорби, позволив трещине на ее сердце слегка расколоться и проявить себя в очах. К этой трещине подступает мрак, жаждущий высвобождения смертью, и из зрачков хоранки в этот миг вылетают черные искры, которые чернее ночи и тьмы, подобно тому, как эти искры сыпятся из глаз мертвецов, мрак которых покидает их тело навсегда, одетый в оболочку вьюжного холодного дыхания души, выходящей из ромбовидных зрачков, и трением об них пылая ромбовыми искрами из глаз. Так хоранка проходит свой обряд первой смерти, переживая своим сердцем гибель мужа в бою. Из ночного мороза появляется холод и лед. Мороз, этот дух и дыхание мрачной зимы, сжигает свет и тепло, образуя снег и холод, а значит и зиму. Холод это дыхание мороза, как мороз это дыхание зимы, и как зима это дыхание Тьмы. Со снегом и холодом наступает морозная ночь, ведь снег закрывает свет, а холод сжигает тепло, а значит к морозу выходит его возлюбленная, подобно тому как первые хоранки вышли к первым хоранцам в Священной чаще. Мороз это сердце зимы, подобие мрака, а ночь это покрывало зимы от света, подобное Тьме. Мороз это ледяной огонь зимы, в отличие от темного летнего огня. Мороз это остывший до противоположного горения холодом темный огонь, упавший на самое дно пещеры Тьмы и подчинившийся ей, а потому мороз и солнце это родственники, созданные мраком для сражения друг с другом, и битва которых разряжается во мраке, их же создателе. Мороз по велению мрака создал человека из снега, пурги, льда и самого холода, образуя своим тяжелым дыханием форму тела и выжигая ее с помощью зимних материалов. Холод это морозное дыхание, это то, чем дышат вьюжные души хоранцев, держа свое тело и сердце в ледяном здравии. Женщины же сотворены морозом еще и из стланика, дарующего им врожденную грацию, свежий запах кожи, гибкость тела и несломимое терпение перед невзгодами и болью, а то есть молодую древесную извилистость перед испытаниями зимы. Когда легендарные хоранцы, сотворенные на четырех вершинах первых гор, шли к черной горе, а то есть к Возвышенности Незамерзающих, побеждая по пути своих светлых врагов, они сперва, по наущениям ведущей их вьюги, достигли Священной чащи, ведь мрак влек их сперва туда. Зайдя в нее с разных сторон, к каждому из четырех племен первопредков вышли молодые девушки со стлаником в руках, через иглы которого проглядывались лишь глаза, а все остальное было закрыто. Волосы будущих хоранок были покрыты замерзшим снегом, испачканным в голубике. Соком голубики были также измазаны их губы и нижняяя часть лица. Говорят, что эти женщины были дочерьми светлых племен, спрятавшимися от хоранцев и Тьмы в Священной чаще, зарывшись в снег и испачкавшись подснежной голубикой. Хоранцы взяли женщин себе, как подарок из священного леса, и с ними продвинулись дальше к Возвышенности Незамерзающих. С тех пор Священная чаща стала сакральным местом женщин, а стланик их деревом, и все хоранские священные процессии, идущие к черной горе, проходят сперва через священный лес. Стланик является подобием женских половых органов, которые словно дерево дают всходы в виде игл, которые в свою очередь похожи на черные иглы мороза, которым распустятся сердца хоранцев на ледяном стланике мрака в час Заветной Ночи, а значит рождение новых мрачных, иглоподобных, колящихся морозом сердец для хоранки является священной обязанностью. Сердца хоранцев подобны ветке стланика, а острый конец этого сердца, где заключен мрак, подобен его игле. Также стланик обладает крепкими корнями, которые обозначают женскую укорененность в быте и обязанность заботы о потомстве, подобно тому как дерево держит и питает иглы на своем стволе, тем не менее пользуясь помощью мужской морозности, которая примораживает эти иглы к стволу и пробуждает в них рост к независимости, и таким образом мороз зачинает со стлаником расцветающие ледяные иглы детей, растущие мрачные острые сердца, которые при достаточной заморозке, а то есть при достяжении Ледяного возраста, отрываются от дерева и начинают существовать самостоятельно, вырастая из иглы отдельным черным ледяным стлаником на зимней земле. Лед прочнее древесины, как женщина слабее мужчины. Лед является подобием мужских половых органов, ввиду его жгучей воинственности, твердости и рассудительной холодности. В черном льду, а то есть в голубом льду, который делает черным мрак во Тьме, заключена частица мрака, подобно тому как мрачная частица заключена в ледяных камнях, находящихся в снежном сугробе под воинственным хоранским мечом. При зачатии ледяной мужской хоранский меч грубо и с треском вонзается в женское ночное лоно, проделывая в кроткой женской трещине и в лоновых сугробах зимний проход для будущего детского сердца и оболочек вокруг него. При воинственном трении мужского льда в женской утробной ночи мороз начинает трескать ледяные камни в снежных мужских сугробах, высвобождая из них мрачную частицу, зажженную мраком от акта соития черную искру будущего сердца, которая продвигается по ледяному мужскому мечу в ледяной оболочке семени. Достигнув острия меча, мороз ледяного соития, охраняющий своими силами лед, в котором заключена мрачная частица, увеличивает ширину скола, прорезая ее своей жгучей остротой, подобно тому, как мужчина прорезает трещину женщины. На остром конце этого меча, который подобен в свою очередь зарубке на мече войнов, мрачная частица в ледяной оболочке вторгается в лоно женской ночи, подобно тому как жерло Возвышенности Незамерзающих из скола своей бездны выпускает наружу, в мир зимние силы. Эта частица проникает в пещеру женской Тьмы. Там она начинает созревать, расширяясь силами темного огня, подобно тому, как темный огонь растет в лоне Тьмы. Её лед, в который она была первоначально обернута, начинает крепнуть, и так образуется тонкая, ледяная душа. Затем эта душа начинает одеваться в снег. Силы для этого ей дают холодные чертоги матери, надуваясь затем от одевания растущего ребенка снежным сугробом живота, пещерную рану которого при родах разрезает кинжальным треском мороз, тогда, выходя острым наконечником сердца из ночного лона матери, из этой пещеры Тьмы, новое сердце в телесной одежде узрит впервые своими зрачками земную ночь и зиму. В этом он подобен черному цветку мрачной весны, который вырастает в зимних просторах из бездны Тьмы по мрачной воле. Хоранцы считают, что они видят одним сердцем, иначе два их зрачка давали бы две разные картины, равно как и мыслят хоранцы в одном направлении, обладая единым теменем. Два глаза имеют два слоя, позволяющие им видеть земной мир и сакральные вещи мрака внутри этого светлого мира в период высших состояний, когда зрачок горит мраком, подобно тому, как на глади снега видно лишь снег, но по следу на снегу можно сказать о присутствии чего то неведомого, и хоранцы считают свои глаза полотном снега, куда помещен голубой лед, внутри которого содержится черные следы мрака, а то есть сколы, являющиеся зрачками. Зачатие частицы мрака, когда мороз трескает ледяной меч мужчины, позволяя мраку высвободиться из его конца, похоже на то, как при смерти хоранца мрак высвобождается из наконечника хоранского сердца, подобно смерти, и тогда появление в ночь и гибель в бою для хоранцев являются почти что равнозначными событиями, где рождение означает начало конца, а смерть знаменует конец старого и начало нового этапа, периода расцвета во мраке. Рождение это познание частицей мрака земной зимы, в силы которой она и одевается, а значит человек равен зиме и есть зима, дабы в хрупкой оболочке сражаться и умереть за свой мрак, доказав ему свою преданность в обстоятельствах, где допущен выбор неповиновения и следования за светом. Так мрак, послав свои частицы в зиму, испытывает сам себя в условиях земных соблазнов, трудностей и обманов лишь по ему ведомым причинам. Всякая частица мрака будет возвращена к нему вне зависимости от ее земной жизни, отличие состоит лишь в том, что одна частица сможет очиститься при жизни праведным путем, исполняя волю мрака, который единственный знает, что является правильным для человека, или же она очистится в долгих муках темного огня, спустя некоторое время сжигания ветхих земных одежд, к которым неправедная частица плотно прилипнет. Мрак допустил и праведные и неправедные частицы, и лишь он знает о том, кто достигнет его сердца сразу, а кто будет мучиться и обретет его позже. Солнечные племена не знают мрака, поклоняясь темному огню, тогда как в самом деле он лишь его слуга, а потому в конце светлой земли эти племена превратяться в серый пепел, который либо бесследно растворится, исчезнет вместе с темным огнем и темным же огнем, получив свою долю мук во время сгорания, либо же станет черным снегом, по которому будут ходить мрачные сердца. Солнечные племена взорвуться темным огнем в момент его окончательного исчезновения, чтобы приблизить торжество единого мрака на земле. Мороз является холодным дыханием хоранца, которое происходит прямиком от острого наконечника черного правого каменного сердца, которое ледянее всего из прочих частей его тела, отвечая за чистый, морозный взгляд из зрачков и холодный рассудок темени. В здоровом хоранском организме мороз черного сердца повелевает кровью темного огня, приказывая ему служить телу. С полной победой мороза над темным огнем пламя крови замораживается и тело остывает, переходя во власть смерти. Тогда душа взрывается из тела и становится переносчиком мрака по безмятежному снегу в царстве невидимого ранее, но открывшегося в смерти мороза. При смерти хоранца лопается его сердце, что побуждает мрак внутри души вылететь из зрачков, собрав все соки ночной крови для последнего рывка прочь. Мрак внутри души улетучивается в саване смерти с последним ледяным выдохом хоранца, ведь с последним вздохом в его взятую штурмом, окоченелую телесную крепость заходит победитель мороз, продвигаясь к цитадели, которая обрушивается под ним, оставив его полным хозяином в мертвом теле, который затем разделит добычу и отдаст каждому из своих вассалов должное: вьюга возьмет волосы, что и были ею; снег — кожу, лед — остывшие без души темно-синие глаза, блестевшие при жизни черным мраком в зрачках. Терпеть боль для хоранцев означает уважительно относится к морозу, мрачному дыханию зимы. Боль и делает их живыми, так как растворяющееся во Тьме не испытывает боли, в отличие от праведных и неправедных мрачных сердец. Чтобы проникнуться Священной Тьмой и проникнуть в нее на миг, во время дневного бездействия хоранцы совершают путешествие от глаз к сердцу, смотря черными, обратными и бездонными глазами, глазами мрачного дыхания внутрь, что и есть их зрение, как распознавание частицей сердечного мрака своих порождений, которые являются возможностью определения вещей в мире. Бездействуя, хоранцы представляют как они падают во Тьму снизу, и как одновременно Тьма падает на их сердца. Спустя несколько попыток, они все же действительно оказываются на мгновение во Тьме, ведь эта Тьма окружает мрак их сердца, так как этот мрак загорается, будучи погружен в Священную Тьму, как ее сердце, и одновременно с этим сам мрак делает возможным погружение в эту Тьму, ведь представляя то, как он падает в бездну ночи, хоранец сосредотачивается на своем сердце, пытаясь разжечь мрак на его кончике, который загорается лишь в моменты высших состояний, и ярче всего он будет пылать черной морозностью в миг смерти, выходя из тела, но мрак не его пленник, а лишь та частица, которая добровольно от своей преисполненности дала жизнь и удерживает душу, сердце и тело человека в единстве своим морозным дыханием. Частица мрака загорается от представления падения во мрак черной горы, подобно тому, как загораются звезды, искры темного огня, завоеванные морозным ледяным пламенем. Сердце хоранца в миг внутреннего погружения во Тьму наливается темным огнем, готовое к взрыву, и тогда от высшего возбуждения хоранец замечает, что день прошел и он очнулся ночью. Мороз дыхания мрака не дает сердцу подорвать себя вне боя, и тогда высшая возбужденность хоранца перетекает в искреннюю радость и ликование от прочувствования погружения в свое сердце, и это подобно тому, как свежую рану, разъяряющую тело, стремительно и жестко охлаждает ледяной огонь, не заглушая боль до отупленности, но заживляя порез в сознательности и спокойствии человека, подобно тому, как резкий, хлещущий снегом порыв холодного ветра стихает и превращается в освежающую морозную прохладу, и таким же образом, через сознательную боль наступает смерть, и так душа с частицей мрака проходит через темный огонь Священной Тьмы, и так расцветает весеннее сердце мрака внутри Вечной Зимы. Хоранцы бездействуют днем и стараются, чтобы в их жилище не попал ни один стремительный и разящий луч света, а если это произойдет, то солнечный свет отразит внутри них соблазнительные и дурманящие иллюзии, что чревато телесной слабостью на всю ночь бодрствования и муками, но главное это лишение свидания с Тьмой, мраком и смертью внутри черного сердца, пытаясь в самых подробных деталях ощутить сердцем свой конец и высвобождение мрака. От светлых снов сердце хоранца слегка подтаивает, заставляя Тьму в сердце пульсировать, повышая шанс возможной гибели вне боя от сердечного приступа, угрожая высвободить мрак в неподходящий момент, а потому после пробуждения от темного бездействия хоранцу необходимо скрепить сердце льдом, окунаясь в ледяную ромбовидную ванну. Ванна представляет собой неглубокую яму, огороженную ледяными ребрами в форме ромба, в которую ложится хоранец, зарывая себя полностью снегом, не считая глаз, приложив перед этим себе на сердце черную льдину, которая должна придать мрачному сердцу дополнительную крепкость, восстановив его после таяния. У опытных войнов не бывает таких солнечных снов, ведь их сердце прочно укреплено ледяными стенами от его лучей. Хоранцы считают, что мрак это зрачок, который никогда не закрывается, в отличие от возможных пламенных перемен внутри белка Священной Тьмы и темного обжигающего огня, подобного глазной радужке. Белок глаза подобен Священной Тьме, в котором пребывает облако темного огня, которые пронзает и центрирует зрачок. Темный огонь подобен крови, циркулирующий по телу Тьмы по приказу мрака, тогда как Тьма является принадлежащим мраку телом или черной одеждой, которая лишь скрывает суть, но не является ею. Смерть это возгорание, зажжение сердца темным огнем и вспышка мрака, уносящая душу на черную гору, знаменуя начало пути к творцу. Зрачок подобен смертельнй ране, открывающей глаза смерти, и эта рана действительно разжигает мрак, ведь зрачок глаза является его черным бликом, которым мрачное морозное дыхание распознает вещи в мире и наполняет кровь темным огнем в теле, придавая ей весомое значение в моменты битв, ведь в сражении мрак на конце сердца воспламеняется, дочерна раскаляется и наделяет черную кровь динамикой глубочайшкго порядка, ведь в бою хоранец бьется рядом со своей смертью, а также самой этой смертью с собственной же смертью, самоубийственно не сдаваясь, а пытаясь выжить, дабы в дальнейшем принять участие в грядущих битвах, а значит он всегда близок к возможности мрачного взрыва из тела при получении гибельного ранения. Хоранец бьется со своей смертью во имя раскрытия в ней, разрезав свою же смерть вражеским клинком, дабы она ожила в его сердце. Необходимо умереть, чтобы выдохнуть и начать дышать. Смерть подобна дыханию мрака, но в самом деле смерть это лишь пристальный взгляд глаза мрака, падающий на кончик хоранского сердца. Сам хоранский ромб это глаз Тьмы, зрачок которого, исходящий из ее глубины, это ее мрачное сердце, и как зрачок, так и кончик сердца имеют ромбовидную форму с углублением внутрь, и зрачок является отражением кончика, дающий саму возможность видеть и различать. Клинок хоранца это то, что разрывает тело, вонзаясь в сердце, во имя смерти, как и клиновидный зрачок, зажженый мраком во смерти, это то, что смотрит сквозь все вещи, в самую суть мрака. Живот это вместилище темного огня, извергающее нечистоты, отходы сжигания динамки тела. Это вместилище разжигает соблазны света в крови, пытаясь совратить хоранцев теплом и уютом. Пуп подобен горловине черной горы, внутри которого пульсирует темный огонь. Сердце это мрак, окутанный в груди Священной Тьмой подгорного подземелья с ледяными ребрами, подобные камням черной горы. Сердце защищает холодом и ночным морозом хоранскую кровь от избытка темного огня, тянущегося к умеренной горячести, приятной для тел чужаков. Холод это воздействие на тело земного света, остуженного ночью и морозом. Мороз же это жгучий холод с сердцем мрака, сжигающий свет дня до ярости темного огня, что и кусает тело до крови, побуждает кровь изнутри тела вскипать от морозных нещадных укусов, поджигая белую снежную кожу. Хоранцы видят свой священный ромб, как черный остров в океане света, зрачок мрака в светлой радуге земли, в белом потоке всестороннего света. Глаз это внешнее сердце хоранцев, которое связано с ними напрямую, ведь зрачок это тень кончика мрака, белок это зима, а голубая радужка морозный лед. Холод кусает хоранцев, разгоняет и бодрит обжигающей свежестью их кровь, чтобы они с помощью боли не забыли о войне здесь и теперь. Лед лечит болью. Восточные хоранцы считают, что лед это застывшая из за мороза кровь холода, бившегося со светом. Южные же считают, что лед это слезы ночи, расстающейся перед рассветом с морозом, и слезы ее радости после заката. Лед это ребенок мрачной зимней холодной ночи и ночного мороза. Черный лед, образовавшийся ночью, более священен и холоден, чем ночной бирюзовый, ведь он содержит в своей сердцевине частицу темного мерцания. Позднее некоторые из хоранцев с наступлением зимнего дня начали ставить у северного входа в жилище лед, замороженный ночью, дабы ветер обдувал весь дом ночным холодом, задувая его внутрь со стороны природы, а также дабы дополнительно предотвратить попадание солнечных лучей в дом. Еще позже хоранцы из ремесленников стали делать ромбовидные статуэтки и медальоны из льда, дабы защитить себя от напастей дня. Мороз для хоранцев это то, что пробуждает их от оседлости и, как они говорят, это удар боли по коже, дабы избежать пресыщений соблазнами дня, впадая в ленность, подобно тому, как от тряски земли с горы в ужасе летит застоявшийся снег, что подобен мыслям, пригвождающим к земле и ее радостям. Остаться на месте для хоранцев равносильно гибели, ведь это означает таяние души от летнего зноя. Некоторые хоранцы говорят, что молния это вспышка зимнего мороза, пытающегося вырваться из летнего плена обратно в темные тучи и ночь за ними, ведь Тьма, дающая ночь, непрерывна и день лишь заслоняет ее собой, тогда как зимой дневной свет невероятно тонок, хрупок и ощутим, его можно потрогать руками, ведь он замерзает, и ночь зимой необозримо близка к хоранским сердцам и глазам, ведь её тоже можно потрогать. Хоранцы презирают сладость, их пища и лед всегда горьки. Они порицают тепло и сон, ведь эти соблазны дня растапливают их могучие души. Они предпочитают боль и холод, ведь они держат их тело, нрав, характер и чувства в чистоте, позволяя им зиять ослепительной чернотой в сокровенном мраке ночи. Священная чаща ведет вглубь пятого угла, в глубину хоранского ромба, имея самое близкое соприкосновние с черным сердцем хоранца, а оттого в этой чаще поселяются отшельники, из которых исторгается священное черное пламя всехоранской войны, а также женщины, чья сердечная ледяная тонкость и душевная склонность наиболее восприимчивы к мрачным касаниям. Сердца усердно молящихся отшельников сразу погружает в себя мрак внутри Священной чащи, они прорастают вглубь земли, прямиком во мрак. Душа одного из сотен отшельника, измотанная тяжелыми условями и беспрерывными молитвами, не всегда находит силы погрузиться во мрак, а посему после смерти она зачастую плутает и путает вход в пещеру Тьмы с черным сердцем чистого льда, где она и застревает. Тогда эта льдина начинает гореть черным пламенем, который служит ясным знамением к началу всехоранской войны, что бывает раз в год, и совсем изредка два раза в год. Вокруг этого пламени собираются все войны из всех кланов со всех клинов хоранского ромба. При них вождь относит эту льдину наверх Священной горы и спускается вниз, что означает готовность всех войнов начать поход в ту сторону, в которую мрак сообщил сердцу вождя выступить немедленно. Лишь перед мраком хоранцы испытывают священный ужас, предвкушая своим нетленным сердцем его расцвет. Беспощадная Тьма в подземной мрачной пещере под черной горой не знает света, и тем она отлична от более нежной ночи, которая является той же Тьмой, проникшей в теплый мир, где с ней наравне властвует и день. Тьма это не огонь, а остывание, нечто, горящее охлаждением, пылающее замерзанием и изъятием, которое не является темным огнем, светом темноты, и которое пылает утвердительным изыманием. Тьма сжигает, стирает и жгучее пламя мороза, и огненную горячесть темного огня. Темный огонь подобен видимому месяцу, а Тьма черноте, что заслоняет луну, пламенея на луне темнотой изъятия. Хоранцы считают, что каждый из них один в мире, наедине с собственной смертью и мраком. Они считают, что всегда говорят сами с собой и всегда находятся наедине с собой, так как лед в их глазах и метель в их ушах отражают то или иное увиденное явление особым для каждого человека образом, влияя на его судьбу, а потому каждый хоранец видит в ином хоранце или какой либо ситуации лишь себя, отраженного в их собственных, уникальных льдинах глаз, которые у каждого хоранца обладают своим личным узором, а значит и неповторимой судьбой зрительности и поступков, в соответствии с увиденным и услышанным. Тем не менее, лед и метель это явления общие для каждого, а оттого их движения видны всем, но в каждом хоранце они преломляются по особому, делая судьбу души человека неповторимой, в отличие от теплых племен, которые многословны и общи ввиду их внутреннего слияния со всеобщим светом и боязни одинокой смерти в ночи, а потому их судьба коллективна и смерть их подобна гибели стада зверей. Хоранцы понимают, что каждый из них видит свои особенности в зиме, но тем не менее, для хоранцев священна та мысль, что каждый из них одинок в темном, зимнем мире, всегда пребывая наедине во Тьме снежной ночи со своей смертью, которая является тайной мрачной сердцевиной их собственного сердца. Неповторимость рельфа льда глазам придает мрак правого сердца Тьмы, главенствующий над творящим, выделывающим формы, кусающим морозом. Этот мрак оживляет снежно-ледяное тело хоранца смертью, то есть моментом взрыва мрака из черного сердца Тьмы. Видимый мир один для всех, он неизменен и создан из зимы, но каждый человек видит его особые моменты, имея в глазах неповторимый рельеф, в котором преломляются те или иные грани созерцаемого, предназначенные мраком для каждого конкретного хоранца, ведь мрак есть в их сердце и мрак диктует им их волю, распоряжаясь хоранцами и тем, что хоранцы должны увидеть так, как сочтет нужным. Хоранцы считают, что лучший собеседник — это внутренний мрачный ты, ведь лучше него тебя никто не поймет, а потому они чаще молчат, чем говорят, ведь лишь их собственный мрак понимает их без слов. Для них лучше много сказать мраку своего сердца деяниями и услышать его в молчании, увидеть его знамения вовне своих глаз, нежели озвучить всуе нечто пустое и мало понятное иным. Когда сердце Тьмы взрывается мраком, что и есть момент оживления смерти, душа с мрачной зияющей дырой погружается вглубь Возвышенности Незамерзающих, направляясь ко мраку, но во мраке горы мрачная острая частица не растворяется в конце своего пути, не сливается с мраком до неразличения, а оживает своей неповторимостью в мире этого мрака, подобно тому, как на полотне снега живет снежный след, являющийся снегом, очерченным вдавленностью, то есть некоторой формой отрицания, знамением отсутствия, которое подобно Тьме, тому изъятию, которое утверждает себя в неимении. Эти мрачные частицы живут собой внутри всеобщего мрака, подобно тому, как жили их души и тела на зимней земле, ведь тела и души — это очерченные мраком следы посредством мороза, отделенные от всей белоснежной земли, и каждый след неповторим, а потому эта неповторимость очертаний мрачной частицы сохранится и в глубинном мраке. Хоранцы считают, что в сердце живет смерть, и что только сердце способно умереть, взорвавшись этой смертью, тогда как душа выходит из тела живой, а само тело живо благодаря смертельному сердцу и оно лишь остывает, гибнет, коченеет, отходит как ненужная оболочка, подобно выпавшему снегу обратно к зиме. По границам той частицы мрака, которая не растворяется в общем мраке, и будет создано новое мрачное тело хоранца. Смерть открывает то, чего нет для глаз и души, но что есть в неведомой бездне Тьмы, откуда и творит мрак. Смерть открывает и прочищает настоящие внутренние мрачные глаза. Мрак любит человека смертью и за его смертность, ведь ценнее смерти у человека нет ничего в этом мире. Иные теплые племена считают смерть переходом из одного существа в мире в другое существо в этом же мире, они замкнуты на мире и его слоях, но им неизвестен мрак и его иной, сокрытый уровень, а значит им неизвестна и смерть, как нечто открывающее ужасный путь к этому мраку. Зима и ее силы это лишь то, что дает человеку форму души и тела, а также организует земное снежное полотно, не зная мрака в себе, но слепо ему повинуясь, как его чистое безвольное творение. Зима это белоснежные руки с внутренней кровью мрака или же белые варежки, надетые на чернейшие руки мрака, покрытые кожей Тьмы. Метелистую душу, ледяные тяжелые кости и ледяные легкие глаза, а также снежное тело мрак скрепляет в единое сердце Тьмы с частицей мрака в его сердцевине, и это подобно тому, как если бы на ледяной глади была бы вырезана глубокая бездонная прорубь, закрытая льдинами с двух сторон. Иначе говоря, это зияние мрачной дыры подобно прорезанному месту на коже животного, а сама кожа подобна человеческому телу и душе, а потому если открыть тело хоранца, мы не обнаружим там сердца справа, ведь оно зияет неимением Тьмы и черным отсутствием, обладая сердцем мрака в своей сердцевине. У восточных хоранцев существует мнение, что человек со слабым мраком в сердце растворится в глубинном мраке подгорной пещеры Возвышенности Незамерзающих, тогда как сильная частица мрака сохранит свои границы внутри его неведомого всевластия. Они также полагают, что мрачное сердце состоит из черного льда, внутри которого заключена Тьма, являющаяся уже темной коркой для частицы мрака, которая взрывается в миг смерти, и тогда сердце разлетается на осколки через зрачок и вместе со зрачком, а то есть зрачок вместе с сердцем рассыпается острыми осколками, и потому у мертвеца видны лишь белки, подобно тому, как след заметает пурга, оставляя за собой лишь безупречную гладь сугробов, и эти осколки сыпятся из глаз черными искрами, а потому чем ближе женщина к рождению, а то есть к рождению смерти новой частицы мрака, или же хоранец к смерти, тем чаще из его глаз вылетают темные искры, обозначая близость высвобождения мрака, так как лед черного сердца уже имеет в себе трещину, предвещающую гибель со взрывом смерти, и эта трещина появляется на сердце с первой раной, нанесенной врагом, которую хоранцы доводят до ромба ледяным кинжалом. Это начало трещины смертельного взрыва мрака и первое сотрясение сердца, как первый шаг к смерти, подобный первому следу на ночном свежем сугробе, который в свою очередь подобен гробу, а то есть первой вырытой яме для снежной могилы. Это начало пути к гробу на Возвышенности Незамерзающих, откуда душа ниспадет в глубины мрака. Для хоранца рождение является смертью, ведь человек умирает в жизнь из мрака и оживает вновь во мраке при новом рождении в смерть. Мрак в сердце определяет волю хоранца, воспринимая от глаз видимое и сообщая телу и душе те или иные позывы, относительно увиденного глазами в плане взаимодейтсвия с ним. Мрак в сердце распоряжается каждым действием хоранца. Душа двигает тело, принимая волю мрака, ударяя в кожу, которая тоньше всего из телесных частей, резкими морозными разрядами, благодаря чему к ним приливает кровь, и так происходит движение ног, рук и прочих частей тела. Душа сотворена из тонкого льда и через нее лучше всего и быстрее всего проходит мороз. Восточные хоранцы полагают, что позади глаз располагается некоторая почти прозрачная ледяная пластина, которая немного толще души, позволяя отражать от ромбовидных зрачков темные образы увиденного вниз, к сердцу, ведь душа хоранца тонка до невидимости глазом для подобных отображений. Остальные хоранцы считают, что они видят кровью, которая от глаз перетекает к самому сердцу. Хоранцы никогда не смотрят в глаза друг другу, ведь зрачки в их глазах это интимное место, в котором отражается мрак, живущий смертью в черном сердце, в область которого и смотрят хоранцы при разговоре друг с другом, а то есть в правую часть груди. Восточные хоранцы полагают, что смерть это единственная настоящая возлюбленная каждого хоранца, тогда как жизнь с женой является их долгом перед мраком, дабы зачинать в половой битве новые мрачные сердца, ведь по мнению всех хоранцев, они связаны друг с другом долгом перед мраком и никак иначе, и делают все во имя мрака, но не во имя друг друга как высшей ценности. Восточные хоранцы также считают, что любовь к своей смерти пробуждает в мужчине древесно-благовонный элемент женственности, который делает мужчину самодостаточным и цельным в себе, избавляя его от зависимости и потребности в женщине в плане природных влечений к её врожденным чарам